Избыток лет бесповоротных
Не лечит слабостей иных:
Я всё, как в юности, охотник
До разговоров молодых.
Я всё, как в дни мои былые,
Хоть до утра часов с восьми
Решать вопросы мировые
Любитель, хлебом не корми.
Любитель дружеских признаний,
Изустных повестей живых
В дому, в пути,
А то хоть в бане,
Где место самое для них.
Мне дорог дружбы неподдельной
Душевный лад и обиход,
Где слово шутки безыдейной
Тотчас тебе не ставят в счёт,
Где о грядущих днях Сибири,
Пути гвардейского полка,
Целинных землях и Шекспире,
Вреде вина и табака
И обо всём на белом свете
Беспротокольный склад речей, —
Ты лишь у смеха на примете
На случай глупости твоей…
Так вот, как высказано выше,
С годами важен я не стал,
Ещё не весь, должно быть, вышел
Живучей юности запал.
Нет, я живу, спешу тревожно —
Не тем ли доля хороша —
Заполнить мой дневник дорожный
Всем, чем полна ещё душа,
Что бьётся, просится наружу, —
И будь такой ли я, сякой, —
Читатель-друг, я не нарушу
Условий дружбы дорогой.
Согласно принятому плану,
Вернусь назад, рванусь вперёд,
Но я, по совести, не стану
Зазря вводить тебя в расход.
Я не позволю на мякину
Тебя заманивать хитро.
И не скажу, что сердце выну:
Ему на месте быть добро.
С меня довольно было б чуда
И велика была бы честь
То слово вынуть из-под спуда,
Что нужно всем, как пить и есть.
У бога дней не так уж много,
Но стану ль попусту скорбеть,
Когда не вся ещё дорога,
И есть, что видеть, есть, что петь;
Когда для нынешней задачи
В годах натаскан прожитых,
И не бедней, скорей богаче
Друзей и сверстников иных.
Нет, жизнь меня не обделила,
Добром своим не обошла.
Всего с лихвой дано мне было
В дорогу — света и тепла.
И сказок в трепетную память,
И песен матери родной,
И старых праздников с попами,
И новых с музыкой иной.
И в захолустье, потрясённом
Всемирным чудом наших дней, —
Старинных зим с певучим стоном
Далёких — за лесом — саней.
И вёсен в дружном развороте,
Морей и речек на дворе,
Икры лягушечьей в болоте,
Смолы у сосен на коре.
И летних гроз, грибов и ягод,
Росистых троп в траве глухой,
Пастушьих радостей и тягот,
И слёз над книгой дорогой.
И ранней горечи и боли,
И детской мстительной мечты,
И дней, не высиженных в школе,
И босоты, и наготы.
Всего — и скудости унылой
В потёмках отчего угла…
Нет, жизнь меня не обделила,
Добром своим не обошла.
Ни щедрой выдачей здоровья
И сил, что были про запас;
Ни первой дружбой и любовью,
Что во второй не встретишь раз;
Ни славы замыслом зелёным,
Отравой сладкой строк и слов;
Ни кружкой с дымным самогоном
В кругу певцов и мудрецов —
Тихонь и спорщиков до страсти,
Чей толк не прост и речь остра
Насчёт былой и новой власти,
Насчёт добра и недобра…
Чтоб жил и был всегда с народом,
Чтоб ведал всё, что станет с ним,
Не обошла тридцатым годом.
И сорок первым.
И иным…
И только в сердце поместила,
Что диву даться до поры,
Какие жёсткие под силу
Ему ознобы и жары.
И что мне малые напасти
И незадачи на пути,
Когда я знаю это счастье —
Не мимоходом жизнь пройти.
Не мимоездом, стороною
Её увидеть без хлопот,
Но знать горбом и всей спиною
Её крутой и жёсткий пот.
И будто дело молодое —
Всё, что затеял и слепил,
Считать одной лишь малой долей
Того, что людям должен был.
Зато порукой обоюдной
Любая скрашена страда:
Ещё и впредь мне будет трудно,
Но чтобы страшно —
Никогда.