Глава 1
Когда Святославу было четыре года, мать, вдовая княгиня Ольга, взяла его с собой в поход.
Дружина — воины и слуги Ольги — шли густым, сумрачным лесом. Одноглазый старик Свенельд оберегал маленького князя. Он ехал с ним рядом, у самого его стремени, и зорко смотрел, чтобы мальчик не свалился с седла.
На поляне встретились они с древлянским войском. Святослав метнул копье, которое держал наготове. Брошенное слабой детской рукою, оно пролетело между конскими ушами и упало тут же, у ног коня.
— Князь уже начал! — сказал Свенельд. — Двинем, дружина, за князем!..
И воины, кинувшись на врага, одолели его…
Киевские князья покоряли соседние племена и обращали их в своих подданных — в людей, живущих «под данью». На княжеском языке это называлось: «примучить». Так, первые князья Олег и Игорь «примучивали» древлян.
Дружина ходила с князем в походы и возвращалась из походов с добычей. Были тут и меха — соболи, бобры, белки, куницы, — кожа и лен, мед и рыба. Князь и дружинники держали у себя древлян как рабов.
Но не только соседние племена «примучивал» князь и облагал их данью: и свое, кровное, племя прибирал он к рукам. Как только узнавал он, что люди где-либо осели на землю и завели хозяйство, приходил он туда или посылал дружинников и заставлял земледельцев платить дань.
Осенью, в ноябре, он выступал из Киева и объезжал свои земли. Это называлось «ходить в полюдье». Обирая село за селом, двор за двором — «ходя по людям», добывали княжеские воины меха, пшеницу, воск, мед и лен.
А добычу свою дружинники продавали: они сбывали ее своим, русским, купцам («купчинам»), либо отправлялись с товаром в чужие края.
Нагружали ладьи и спускались на них по Днепру, к морю, чтобы идти в богатый Царьград, к грекам.
То был трудный путь. Его преграждали на Днепре пороги. Один из них назывался «Не спи!».
У порога Неясыти русские вытаскивали ладьи на сушу и тащили их волоком; так проходили они по шесть тысяч шагов по берегу.
В Царьграде они продавали товар, покупали сафьян, краски, шелковые ткани и сукна и шли восвояси, взяв у греков припасы, якоря, канаты и паруса.
Знали русские и другой путь — через земли волжских болгар и хазар — к Каспийскому морю; знали и караванный путь в восточные страны и на верблюдах привозили свои товары в Багдад…
Дубовый лес покрывал гору, на которой стоял древний Киев. Осенью желуди устилали землю; ими кормились дикие кабаны.
Город был небольшой, деревянный, окруженный земляным валом; за ним зеленели дубовые рощи. В город вели ворота с башнями и мостами, перекинутыми через овраги и рвы.
С крутого обрыва открывался простор: зелень лугов, речная ширь и песчаные днепровские косы. На горе, на самом высоком месте, стоял княжеский двор.
По двору похаживали дружинники — ключники-домоправители и воеводы, самые богатые после князя люди; многие из них владели землей.
Киевский князь жил в одном тереме со своей дружиной. Это было ядро его воинства, его оберегатели и советники. Войско же набирал он из сел.
В верхнем ярусе терема находилась гридница — огромный покой, где князья пировали и принимали гостей. Оконца в гриднице были разделены пополам резными деревянными столбиками и огорожены железной решеткой. Зимой оконца задвигались дощатыми ставнями — их прорезали для света и затягивали бычьим пузырем.
Вдоль стен стояли лавки-лари — в них хранилась одежда князя; на лавках лежали драгоценные камни и шкуры медведей, лисиц, барсов. По стенам висели полки с посудой, рогами для питья и княжескими доспехами. Гридницу украшали пестрые печи, сложенные из цветных изразцов.
Внизу, в подклети, помещалась дружина. Там также стояли лавки-лари, покрытые мягкими звериными шкурами. Начальники — сотники и десятники — спали на этих лавках, остальные же — прямо на земляном полу.
В длинные осенние вечера певцы забавляли воинов песней, гусляры — игрою на гуслях, бывалые люди — рассказами о походах и сечах в дальних краях.
Входили сменявшиеся на валу сторожа, поправляли лучины, горевшие в железных треножниках, подбрасывали в очаг поленья и грели у огня руки. Потом тоже садились в круг и слушали воинские рассказы и песни. Часто слушал их вместе со всеми и маленький Святослав.
Случалось, что и старый Свенельд вспоминал минувшие годы и заводил речь про заморскую Византию, про ее многолюдный город Царьград.
Князю было тринадцать лет, когда Ольга со своею ближней дружиной отправилась в ладьях за море. Киевляне не знали, куда и зачем ушла княгиня, и долгое время не имели о ней вестей. Но вот возвратились ладьи, и воины узнали обо всем от Свенельда; узнал Святослав тайну: мать побывала «в гостях» у греческого царя.
— Ходили мы туда, — рассказывал Свенельд, — по Днепру и по морю с малой дружиной; были с нами и купцы наши. Царьград — город великий, богато украшенный; царствует в нем царь Константин. Долго стояли мы на подворье, пока позвали нас во дворец, в палаты. Там увидели мы трон, а перед ним — золотых львов и золотые деревья с золотыми птицами. Когда мы вошли, львы встали на задние лапы и зарычали, птицы начали петь. Все послы иноземные поклонились царю до земли трижды, а в это время трон — так искусно он был устроен — поднялся под самый свод палаты в знак того, что греческий царь выше и сильнее всех.
— И мать поклонилась? — спросил Святослав, нахмурившись.
— Нет. Она уехала из Царьграда… А сейчас пришли к ней в Киев послы от царя Константина: он просит дать ему в помощь русское войско.
— И она пошлет дружину?
— Она сказала: «Пусть у меня в Киеве постоит, как я у него в Царьграде стояла, тогда помогу».
Крепко запомнился мальчику этот рассказ об императоре Византии, который так величался перед другими народами, словно достойней его не было никого на земле.
От Свенельда же узнал Святослав, что император стремится покорить всех своих ближних и дальних соседей и что Царьград запирает ворота Русского моря, чтобы киевляне не выходили в другие моря.
И еще узнал Святослав, как отец его Игорь ходил на великий город войною и как закончился неудачей этот поход.
Тысячу ладей привел с собой Игорь, а дружины с ним было десять тысяч. Император испугался и послал против русских огненосные суда. То были большие корабли; медные трубы торчали над их бортами. Этими трубами греки метали потоки горючей смеси — ее называли «греческим огнем». Вода от такого огня не спасала. Когда ладьи Игоря запылали, бывшие в ладьях стали бросаться в воду, но огонь настигал их, и те, кто искал спасения в море, горели на поверхности морской…
Свенельд учил Святослава владеть мечом, луком и стрелами. Ольга наставляла его, как жить.
От нее он услышал, кто Русской земле друг и кто недруг; какие племена обитают на восток и запад от Киева и какие на север и юг.
Святослав возмужал. У него были широкие плечи, голубые глаза и светлые густые усы подковой. Голова — бритая; только с темени спускалась на лоб русая прядь.
Леса по Днепру были отданы ему для охоты. Ольга велела поставить там капкан и сети, и Святослав часто ездил в эти заповедные места.
Свенельд обычно сопровождал князя, оберегал его от опасности. А зоркость у старого была ястребиная: он видел единственным глазом лучше, чем иные видят двумя.
Косой рубец пересекал его лоб; клоками торчали седые брови; на хмуром лице выдавались скулы, большие и твердые, как кремень.
Был он угрюм, жесток в битве и так же свиреп при сборе дани. Он имел свою небольшую дружину, и воины его наживались более всех других.
Однажды он ехал с князем по лесу. Дружинники, погнавшись за вепрем, давно исчезли из виду, и Святослав со Свенельдом пытались их отыскать.
Сизый, смешанный с едкой горечью дым стлался по чаще, как во время пожара. Это смерды (так назывались тогда на Руси земледельцы), расчистив места топором, выжигали под пашню лес.
Всадники выбрались на большую поляну. Добрая половина ее дымилась, только что очищенная от деревьев огнем.
Крытые корой избы стояли на ней, прижавшись к опушке. Было видно, что часть земли уже засевалась и что смерды не в первый раз хлопочут над нею. Человек пятнадцать их трудилось на пашне. Дряхлый дед, понукая гнедую кобылу, разрыхлял землю деревянной сохой.
Князь и Свенельд подъехали к смерду.
— Не видал ты княжеских людей? — спросил Святослав.
Смерд повернул к нему белесую голову и вытер морщинистый лоб ладонью. Лицо его было красно, глубокие морщины забиты пылью, а глаза слезились и глядели на свет с трудом.
— Княжьи люди не приезжали? — спросил Святослав снова.
— Не ведаю, — ответил старик, насупясь. — Нам до князя и его людей дела нет.
— Вижу, что так! — грозно сказал Свенельд. — То-то вы в такие дебри забрались! Норовите от князя подальше?
Смерд кивнул головою:
— А ты думал как? Известное дело: не имей ржи близ княжьей межи.
— Разве князь ваш лют? — спросил Святослав. — И разве мало вам поля для пашен? Для чего по лесам таитесь?
Старик посмотрел на него, прищурясь:
— А ты о первом князе слыхал?
— Какой такой князь?
— Да тот, что первым в здешних местах укрепился. Имя мы его позабыли, а прозванье ему было Беличий Хвост.
— Не знаю такого.
— А не знаешь, так слушай… В старину люди как жили? Кто где расширится и завладеет местом, тут и живет. И у нас так было. Потом пришел к нам один новосел, начал жить да богатеть, и стали люди его бояться. Вот созвал он народ и говорит: «А что, люди, не возьмете ли меня к себе? Буду я над вами хозяин. Только платите мне за это половину беличьего хвоста». Обрадовались люди, что не много просит. «Ладно, — говорят ему, — хозяйствуй». И платили так малое время. Потом новосел опять всех созывает: «А что, люди, можете вы платить мне весь беличий хвост?» — «Что ж, — думают, — можно». А он вскоре опять спрашивает: «Можете платить мне и всю беличью шкурку?» И как согласились они на это, с той поры не стало от него житья…
— Смерд лукавый! — перебил Свенельд. — Ты сказки свои малым детям сказывай! Отвечай-ка лучше: вот придет с поля кочевник, ударит тебя стрелою и жито твое возьмет и кобылу, кто тебя защитит, если не князь?
— Или разорит пуще кочевников, — сказал старик, усмехнувшись. — Вон Игорь-князь ходил за данью к древлянам и доходился. А уж коли овцы волка зарезали, стало быть поделом.
— Овцы?! Такие, как ты! — крикнул Свенельд, ударил старика по лицу плетью и уже схватился за меч, но Святослав его удержал.
— Полно! — сказал он, взял Свенельдова коня за повод и властно потянул его за собой.
Старик, опустив голову, стоял неподвижно, пока они не съехали с пашни и не углубились в лес.
Столетние сосны обступили всадников, и вскоре снова укрыла их чаща. Оба молчали. Тени играли на их одежде и лицах. Ветви хлестали их по ногам.
Потом Святослав проронил чуть слышно:
— Правду сказал он — жаден отец был; по заслугам и смерть принял.
— Смердам не верь! — отозвался Свенельд. — Будешь щадить их — чем жить станешь? Лучше пойдем на них с дружиною, выбьем всех из лесов да посадим на ровные места!
— Нет! — сказал Святослав. — Не для единой корысти меч носим! Растет наше княжество, и врагов у нас год от году все больше. Со смердами сейчас биться не стану. Первое дело — за землю русскую постоять!
Самых сильных и храбрых людей набрал Святослав в свою дружину и, когда исполнилось ему двадцать два года, начал ходить с нею в степь.
Печенеги кочевали в степи. Питались они просом, а жили в двухколесных повозках. Оружием им служили кривой лук, стрелы, кинжал и трехгранный меч. Они угрожали Киеву и нападали на торговые караваны. У них было много скота, и они передвигались вместе со своими стадами. Их воины возили с собой на конях все, что имели: серебряные пояса, убогую утварь, сбрую и ножницы для стрижки овец.
Святослав быстро нагнал страх на кочевников. «Иду на вас!» — извещал он их перед каждым своим походом. И они стали бояться самого имени этого князя, который не знал ни страха, ни устали и ходил легко, как барс.
Он не брал с собой ни возов, ни котлов, чтобы не варить никакой пищи, но, нарезав тонкими ломтями мясо, сам пек его на углях. То же делала и дружина. В походах он спал под открытым небом, расстелив на траве войлок и подложив под голову седло.
Усмирив печенегов, Святослав пошел на Оку, где жили вятичи, и спросил их:
— Кому вы дань даете?
Они отвечали:
— Хазарам; платим дань от каждой сохи.
Святослав сказал:
— Вы — русское племя, платите дань Киеву!
Потом он начал строить ладьи и, когда они были построены, велел дружинникам сесть за весла и повел их вниз по Оке.
Он решил идти на хазар, владевших Волгой и не пускавших киевлян в восточные страны. И еще потому хотел он сразиться с хазарами, что брали они дань с русских, живших на Оке и на Дону.
Хазарское царство было обширно. Жили хазары на Волге, и на Кавказе, и по берегам Каспийского моря: владения их простирались до реки Яика и даже до Уральских гор.
В волжском устье стоял их главный город Итиль, куда из разных стран приходили торговые караваны. Хазары разводили овец, иные же из них ремесленничали. Воины их сражались саблями — оружием, заостренным лишь с одной стороны.
Но хранилось на Руси предание, будто хазары, впервые увидев русский меч, сказали: «Наши сабли служат нам одной стороною, а у этих оружие с обеих сторон остро: будут брать они дань с нас и с других племен».
И вот киевский князь пошел на хазар.
Волга понесла ладьи Святослава. С пустынных берегов следили за ними люди. Они видели незнакомых воинов в острых шлемах и железных кольчугах: у всех у них были длинные красные щиты.
Ладьи задержались у города волжских болгар, издавна владевших устьем Камы. Болгары преградили русским дорогу, но те разбили их и продолжали свой путь.
По широкой реке понеслись дружинники к морю.
Просторы новых земель лежали за низкими берегами; в тихую воду гляделись зеленые крутояры; как полки, стояли на кручах леса.
В конце лета воины подошли к хазарской столице. Вихрем налетели они на ее крепкие стены, разорили дворец правителя, сожгли городские рынки и оставили только прах да горячий пепел там, где стоял шумный Итиль…
По Каспийскому морю, которое в те времена называлось Хазарским, направились русские к западным его берегам.
Разгромив там хазар и разрушив два их города на реке Куме, Святослав бросил ладьи и пошел на Кубань.
Тут встретили его кавказские племена — касоги и ясы — и заставили снова взяться за меч.
С боем пробиваясь сквозь лесные завалы, вышел он на берег Азовского моря и там, в городе Тьмутаракани, встретил родных по крови людей.
То были русские, с давних пор обитавшие на прикавказских равнинах; они жили в мирном соседстве с ясами и касогами, не подвластные князьям Киевской Руси.
Но Святослав стал у Азовского моря, утвердил приморские земли под своею властью и сказал дружине:
— Тьмутаракань и Киев отныне будут одно!
Тогда Свенельд, бывший при нем безотлучно, спросил его:
— Как думаешь — отдыхать ли после дел, тобой совершенных, или поразмыслим, что надобно еще довершить?
— Не знаю. Жду слова старейшего, — сказал Святослав и посмотрел на Свенельда.
Старый воин стоял перед ним, скрестив на груди руки. Были они тверды, как серый днепровский камень, и могли еще крепко держать меч.
— Ты разрушил, — сказал он, — Хазарское царство, грозою прошел по Волге и сделал свободным для нас Волжский путь. Мы стоим в Тьмутаракани, ты теперь уже сосед Тавриды, а там находится Корсунь — владение греческого царя…
— Да, — подтвердил Святослав, — теперь мы соседи Царьграда.
— Но Царьград, — продолжал Свенельд, — этого тебе не простит. Греки и новый их царь Никифор коварны — сами ищут корысти в чужих землях, а нам повсюду путь заступают. Не по нраву им будет такой сосед, как ты.
— Русский меча не боится. Говори прямо, к чему клонишь.
— К тому, что войны с греками нам не миновать.
— Каков князь — такова и дружина: я устали в ратном деле не знаю, не посрамят меня и воины мои.
— Тогда вели строить ладьи — и пойдем вверх по реке Дону. Есть там крепость Белая Вежа; строили ее цареградцы, помогая против нас хазарам. Возьмем эту крепость, пока греки на своих судах не пришли туда с войском.
— Будь по-твоему, — сказал Святослав. — Пусть дружина строит ладьи!
Когда ладьи были готовы, Святослав поднялся вверх по Дону, разрушил крепость Белую Вежу и возвратился в Киев.
А в Киеве уже ожидал его посол императора — Калокир…
В своей гриднице, с ближними дружинниками и Свенельдом встретил цареградского посла Святослав.
Он не надел для этого нарядной одежды и вышел к нему как простой воин, в кольчужной сетке поверх белой рубахи и в грубых кожаных сапогах.
Знатный грек долго восхвалял подвиги русского князя. Он до того усердствовал, восхваляя его ум и доблесть, что Святославу это наскучило, и он исподлобья взглянул на посла.
Калокир выдержал взгляд, не прерывая вкрадчивой речи.
У него была черная борода колечками, крючковатый нос и жгучие блестящие глаза.
Зеленая, шитая золотом епанча была накинута на его багряный хитон, ниспадавший пышными складками. Откинув епанчу левой рукой, он говорил:
— Богатые дары прислал со мною базилевс Никифор. Он просит принять их как знак его дружбы, и да будет она между Русью и греками во веки веков!
Святослав еще больше нахмурился и сурово спросил Калокира:
— Не лукавит ли царь Никифор, говоря о дружбе? Не было ее между нами прежде — для чего говорит он о ней теперь?
— У императора много забот, — ответил посланец. — Войска его сражаются против сарацин и латинян, готовятся воевать болгарские крепости на Дунае. Императору трудно; он ищет союзников и надеется на помощь князя Руси.
— О какой помощи просит меня царь Никифор?
— Он хочет, чтобы руссы помогли ему сокрушить Болгарское царство.
— Болгарское царство?!
Калокир склонил голову в знак того, что князь не ошибся, а Святослав гневно заговорил:
— Болгары — наши друзья! Никогда не ходила на них Русь войною! Как смеешь ты предлагать нам такое бесчестное дело? Мы не наемники, подобные печенегам, и нас не соблазнят царские дары!
Калокир выдержал взгляд князя и тихо ответил:
— Если ты дозволишь говорить с тобою тайно, я открою тебе великие дела.
Святослав покачал головой:
— Я не таюсь от своих дружинников, и нам нет нужды беседовать тайно.
— Тогда слушай… Болгарские послы приходили к Никифору. Он велел их бить по щекам и выгнать вон. Будет война. Но базилевс хочет воевать чужими руками. Он хочет, чтобы руссы сражались с болгарами, чтобы вы изнурили себя взаимной враждою. И вот я, Калокир, советую тебе без лукавства: иди в Болгарию, но не как недруг, а заключи с нею союз!
Святослав усмехнулся. Светлые усы его раздвинулись, потом снова сомкнулись подковой, и он спросил, положа руку на меч:
— Разве ты не боишься, что я выдам тебя царю Никифору?
Грек пожал плечами:
— А какая тебе от того корысть?
— Ты посол, — продолжал Святослав, — но речь твоя на речь посла не похожа. Для чего даешь ты мне такие советы? Или ты думаешь меня обмануть?
— Нет, — сказал Калокир, — я думаю обмануть императора.
— А тебе-то какая от того корысть?
— Я хочу награды, какой не может дать мне Никифор: хочу покоя и власти вдали от него.
— Слова твои непонятны.
— Император коварен! — сказал Калокир, блеснув глазами. — Сегодня он ко мне милостив, а завтра отрубит голову или посадит на кол. Я сын херсонского правителя и хочу сам стать правителем этой области. Херсон — владение императора; я сделаю его своим владением, и мы заживем с тобой в мире и дружбе. Помоги мне, князь! Это будет наградою за совет.
Но Святослав молчал. И Калокир заговорил снова:
— Я скажу тебе все без утайки… Никифора не любят. Кто знает, может быть, с твоей помощью мне удастся… овладеть троном… Подумай: какой тогда у тебя будет друг!
Святослав опять усмехнулся:
— Высоко ты метишь! Да не пожалеть бы после: кто много ищет, может многое потерять.
— Решайся, князь! — с жаром сказал Калокир. — Базилевс называет руссов и болгар варварами и рано или поздно будет воевать с тобою. Он хочет захватить богатую Болгарскую землю — ты же ее защитишь!
— Да, — задумавшись, произнес Святослав, — Болгарская земля богата. Там сходятся пути от многих народов; по этим путям идут на Русь от чехов и венгров серебро и кони, а из Руси — мед и воск, рыба и дорогие меха.
— Так! — сказал Калокир. — А что будет с медом, воском, рыбой и дорогими мехами, если пути эти переймет Никифор?
Тень прошла по лицу Святослава, и гневные искорки метнулись в его голубых глазах.
— Что скажете, братья-дружина? — быстро спросил он.
— Веди нас! — ответили воины и Свенельд.
— Тому и быть! — сказал послу Святослав. — Напиши царю, что я дары его принимаю.
Грек поклонился и, торжествуя, воскликнул:
— Я напишу, что ты пошел на болгар войною, а сам пойду за тобой к Дунаю как твой друг и брат!..